Скребнув в последний раз ложкой по тарелке, он встал, сделал два шага к раковине и вдруг вместо того, чтобы как всегда, вымыть тарелку и ложку, а потом вытереть и поставить на полку с облупившейся белой краской, он изо всех сил швырнул тарелку прямо в окно напротив мойки. Раздался звон битого стекла, осколки тарелки отлетели в кухню. В окне зияла дыра, от которой расходились трещины. Он стоял и молча смотрел на следы содеянного. Представил себе недовольство жены, себя, оправдывающегося... По правой стороне лица от рассеченной случайным осколком брови стекала струйка крови. Но он не чувствовал боли. Вдруг его начало трясти мелкой дрожью, все сильнее и сильнее, бросило в холод, потом стало душно и нечем дышать. В бессилии он сжимал и разжимал кулаки так, что ногти врезались в ладони. Подходило время надеть заношенный костюм и старый галстук и отправиться на службу - он ни разу не опоздал за все эти годы. Мысли о работе немного отрезвили его. Он собрал крупные осколки с пола и подоконника, мелкие смел веником и выбросил в ведро. Стер со стены капли разлетевшейся недоеденной овсянки. Зияющая в стекле дыра требовала времени на свое устранение, а времени у него не было. Потом, он сделает это позже, когда вернется с работы. Может быть, его жена где-нибудь задержится и он придет раньше ее. Тогда не надо будет долго объясняться - если он успеет до ее прихода заменить стекло...
Ему не пришло в голову даже пораздумывать над причинами своего странного поступка. Будто бы вовсе не он только что совершил что-то, выходящее за пределы его ежедневного мирка.
Быстро одевшись, он семенящим шагом, подпрыгивая, поспешил на работу. Длинный, неуклюжий... с подсыхающей струйкой крови на лице. Люди смотрели на него с недоумением, но он не обращал на них внимания, он слишком привык быть незаметным. Смотря в землю, как и всегда, он добрался до работы, сел на свое рабочее место - столик под лестницей, где было всегда полутемно и остальные сотрудники и посетители проходили мимо, не замечая его. Но вместо того, чтобы как обычно включить лампу и начать ковыряться в никому не нужных бумагах, он уронил голову на стол и заплакал. Худые плечи тряслись под стареньким пиджаком, он тихо всхлипывал. Люди шли мимо, никому не было дела до непонятной трагедии непонятого человека.
